Георгий Гуревич - В зените [Приглашение в зенит]

Для детей редко делали квази, самых младших мнимые существа только пугали, вызывали неудержимый рёв. Дошкольников (применяя наш термин) удовлетворяли книжные картинки, воображаемые баталии с подлинными игрушками. А насмотревшись и наигравшись, детишки настырно горланили, требуя каши и молока четыре раза в день.

И матери, оторвавшись от своих женских квази, с почтительной, возвышенной и сентиментально-красивой любовью слышали этот настырный рёв. Материнский инстинкт просыпался, женщины спешили накормить горлопанов натуральной кашкой и подлинным молоком. При этом нередко выяснялось, что в доме нет ни крупинки. И ближайший склад заперт, а муж витает в неких джунглях, геройски спасая от тигра постороннюю красавицу. В результате в самый патетический момент красавица исчезала вместе с тигром, потому что законная супруга вдребезги разносила “распроклятую забаву”, из-за которой ребёнку есть нечего. “Ребёнок надрывается, а этот сонный бездельник между тем!..”

Выслушав хорошую нотацию, “сонный бездельник” отправлялся на розыски пищи; с каждым днём это становилось все труднее. И нередко не возращался. В процессе выпрашивания и обмена завязывались новые знакомства, заключались союзы против “этих глупых баб”. Разбитые аппараты чинились втихомолку и… слаба мужская натура, новые друзья удирали в горы, чтобы в какой-нибудь укромной пещере без помех добить тигра и доосвободить бездетную красавицу. Попробуй разыщи блудного кормильца на необжитой Астрелле. Мало ли пещер на четырех тысячах квадратных километров!

И, проклиная квазифильмы с их изобретателями, изготовителями, распространителями и потребителями, матери сами отправлялись одалживать, выпрашивать, собирать, выменивать и выкрадывать съедобное. Заводили огородики у себя под окнами, поросят откармливали остатками синтетической барды Гвинга, объединялись, помогали друг другу…

Так сложилось содружество заботливых матерей — Общество пчёл-работниц.

Возглавила его Хитта, директор педологического центра талантов младшего возраста (детского сада, проще говоря) — женщина выдающейся энергии.

Грудастая великанша (такой нарисовал её анапод), толстая, но подвижная, даже стремительная, Хитта была возмущена шестнадцать часов в сутки, с перерывом на сон, но без перерыва на обед. Шестнадцать часов в сутки она отчитывала детишек за мокрые штаны и недоеденную кашу, поварих за пережаренные котлеты, нянек за пыль в углах, отчитывала истопников, шофёров, огородников, родителей, бабушек, дедушек, всех, кто имел касательство к детскому саду (то есть к педологическому центру). Её ядовитого языка боялись все дети, все взрослые, боялся Ласах и даже Бонгр немножко. Но зато ребятишки были умыты, накормлены, здоровы и розовощёки. И обруганные родители благословляли и благодарили ругательницу.

Но вот с некоторых пор ругань перестала быть эффективной. Шофёры доставляют молоко с опозданием или не доставляют вообще. Детям неделю не меняют белья, потому что сломалась стиральная машина, а механик в какой-то пещере смакует свои квазипобеды на квазистадионе. И самое страшное: у близнецов из малышовой группы расстроен желудочек, но два часа нельзя доискаться педиатра. Хорошо, что простая клизма помогла. А если бы дизентерия?

Хитта собирает мам. “Ваши чада на краю пропасти! — восклицает она. — Я не ручаюсь за их жизнь. Спасайте потомство, пчелы-работницы, не надейтесь на трутней!”

Для начала пчелы, избрав делегацию, жужжа, пошли к Ласаху. Хитта требовала полицейских мер. Пусть военная охрана, делать ей всё равно нечего, разыщет блудных отцов и под конвоем доставит их в лоно семейства. И пусть квази будут уничтожены, а тайный просмотр фильмов карается принудительными работами на мусорной свалке.

Ласах, однако, не удовлетворил пчёл. Он призывал к терпению. Уверял, что поклонники квази пресытятся, им надоест псевдожизнь (“Как надоела вам всем”, — сказал он.) Ласах был противником насильственных мер, а может, понимал, что его никто не послушает. Бонгр же отшутился. Семья, дескать, испокон веков держалась на любви, на ласке, на привлекательности женщины. Не может быть, чтобы такие очаровательные дамы не сумели удержать при себе мужа. Просто им нужно успокоиться, обрести форму, перед зеркалом посидеть, приодеться к лицу. Он лично верит в их обаяние…

Наслушавшись комплиментов, женщины удалились умиротворённые. Детишки, однако, продолжали реветь, их надо было кормить. И пчелы, Хитта первая, поняли, что спасение утопающих дело рук самих утопающих. Был задуман День избиения трутней.

Хитта проявила редкостный организаторский талант. Операция была подготовлена тщательно. С помощью детей были выслежены все убежища беглых отцов, нанесены на карту, составлена диспозиция. И трутней захватили врасплох. Не потому, что удалось сохранить тайну, нет. Каждая пчела выдала секреты операции своему мужу или возлюбленному. Но мужчины в своём мужском самомнении не обратили внимания на предупреждение, сочли все бабьими сплетнями, пустой брехнёй. Однако ударные отряды обиженных жён были подготовлены, вооружены и однажды вечером подняты по тревоге. Одуревшие от видений, разморённые и истощённые, квазигерои не смогли оказать сопротивления. Свирепые пчелы оттаскивали их за руки и за ноги, награждая тычками и пощёчинами, а совершенные квазиаппараты с помощью палок и скалок превращались в груду стеклянных осколков и проволочек.

Историки не считают, что это женское восстание было действительно задумано как день избиения. Конечно, женщины хотели не уничтожить, а образумить мужской пол, вернуть супругов к семейному очагу. Но, видимо, в разгаре разрушения мстительницы перенесли свою ярость с одуряющих аппаратов на одуревших потребителей.

И нескольких искалечили, троих забили насмерть, Бонгра в том числе.

Жестокий день избиения трутней знаменовал начало новой эпохи в истории Астреллы. Эпохой Чистых радостей окрестили её современники. Естественно, в первые же дни после победы пчелы собрали общее собрание жительниц и приняли поправку к многострадальному параграфу третьему. После слов: “…целью истинных талантов является прогресс… качественный, а не количественный” — было добавлено: “И всестороннее развитие искусства, отражающего жизнь, а не подменяющего её”.

И в силу той же удивительной логики астреллитов маленькая добавка, часть придаточного предложения, стала главным содержанием их борьбы на многие годы. Борьба шла за искоренение искусства, подменяющего жизнь, прежде всего против рецидивов увлечения квази.

Рецидивы были, конечно, но исключительно у мужчин — этой слабохарактерной половины человечества, непрактичной и увлекающейся, склонной жить только чувством. Не раз бывало, что, заскучав от здоровой и правильной жизни в семье, безвольные отцы тайком удирали в горы, собирали кустарные квазиаппараты и в укромных пещерах пробовали предаваться воображаемым оргиям. Но стоило хотя бы одному отцу исчезнуть на ночь, колокол поднимал пчёл по тревоге, ударные отряды разыскивали убежища падших мужчин, аппараты уничтожались. Восстановить их было все труднее.